(Газетная версия главы О том, как Мамонтов освоил искусство «скандального пиара». В лучшем смысле этого слова из книги В. Серова «НЕИЗВЕСТНЫЙ МАМОНТОВ»)
Сейчас это почти азбука: чтоб о художнике заговорили, надо создать к тому хороший повод. И лучше всего, если таким поводом будет «хороший» (в смысле, шумный) скандал. Так уж публика устроена – известное дело.
Конечно, ничего хорошего в таком «пиаре» нет, если он делается ради коммерции да вокруг «пирожка ни с чем».
Ну, а если такой «пиар» ради доброго дела и настоящего художника?
В этом случае можно только порадоваться и за такого художника, и за его «пиар-менеджера». Как нельзя не порадоваться и за Савву Мамонтова, который как раз такому – доброму — «пиару» у нас начало и положил.
Как было дело?
Летом 1896 года в Нижнем Новгороде должна была открыться Всероссийская промышленная и сельскохозяйственная выставка с (и это уже по чисто русской традиции) художественным отделом при ней. Понятно, что она пользовалась особым вниманием правительства, ведь это и «смотр достижений» отечественного хозяйства, и возможность для контрактов с иностранным фирмами, «и вообще».
Поэтому опекать устройство этой Выставки «высочайше» было поручено министру финансов Сергею Витте. Одна лишь была тут проблема: в экономике он вполне разбирался, а вот в искусстве он был полный профан, что сам и признавал неоднократно. Да и с российскими художниками и декораторами он знаком не был, а без их помощи тут было не обойтись.
Поэтому Витте обратился к своему доброму знакомцу Савве Мамонтову, чтоб тот помог художественный отдел при выставке обустроить (отобрать туда работы современных русских художников, сделать «развеску» полотен, оформить павильон и т. д.).
Мамонтов согласился. Для этого павильона он и своё собрание картин передал, и других любителей искусства к этому делу привлек.
А вот что касается «дизайна» самого павильона, то Мамонтов остался им недоволен: если на стенах его привычно висели картины, то припотолочные плоскости зияли своей пустотой, и это явно бросалось в глаза. Надо было что-то делать. Поскольку на такой высоте картины вешать бессмысленно, то Мамонтов предложил Витте там масштабные декоративные панно. Что и было принято.
Кому писать эти панно?
Мамонтов ответ уже знал: конечно, Врубелю. Соответствующий опыт у него уже был. Мамонтов добывал ему заказы от богатых московских семей, которые желали украсить стены своих домов «чем-то вроде фресок». Вот такие – во всю стену — панно («Венеция», «Испания», «Суд Париса») Врубель и писал.
Теперь таким заказчиком выступил уже сам Мамонтов. Нужно было написать «что-то на тему искусства» и «что-то национальное». И то, и другое на площади 20 квадратных метров.
Врубель выбрал два сюжета. Один из русской былины – «Вольга и Микула», второй – из драмы в стихах поэта Эдмона Ростана «Принцесса Греза». Художник набросал два эскиза, которые Мамонтов показал Витте, а Витте, в свою очередь, царю Николаю II. Всё-таки дело ответственное, работа большая, не показать было нельзя. Царь эскизы одобрил.
Врубель принялся за работу, с которой ему помогали друзья-художники – Поленов и Коровин. Когда полотна были в основном закончены, их увидело жюри от Академии художество (которое, в отличие от Мамонтова, официально ведало этим самым художественным отделом). И эта высокая комиссия (художник В. Маковский, скульптор В. Беклемишев, вице-президент Академии графом И. Толстой) работу Врубеля забраковала. И постановила: «Панно снять как нехудожественные».
В чем было дело? Возможно, смущала оригинальность манеры Врубеля, возможно, сказалась тут ревность к «этому дилетанту» Мамонтову…
Услышав вердикт Академии, Врубель впал в депрессию и уехал из Нижнего.
Но не таков был Мамонтов – тот, что называется, «закусил удила». Он заплатил Врубелю обещанный гонорар сполна (5 000 рублей), но тем отнюдь ограничился.
Рядом с территорией Выставки, буквально «через забор», Мамонтов выстроил свой, отдельный павильон, где панно Врубеля и были размещены. Когда павильон был открыт, Мамонтов сделал вход в него бесплатным. А для полноты картины он сделал последний – убийственный для обидчиков Врубеля – штрих. Над входом он велел сделать такую надпись: «Выставка декоративных панно художника М. А. Врубеля, забракованных жюри императорской Академии художеств».
Вышел самый настоящий скандал. Ведь должен был приехать сам царь (заметим, одобривший эскизы Врубеля), иностранные делегации, а тут такое…
В конце концов, Мамонтова уговорили закрасить самую «срамную» часть этой вывески (где про «забракованных» говорится), но дело было сделано. И о мамонтовском павильоне, и о Врубеле заговорили все. И имя художника запомнили. Что и было нужно.
И что примечательно, запомнил имя художника и сам царь. Тогда он не стал вмешиваться в «спор художествующих субъектов», но обиды не забыл.
Так, спустя 4 года после нижегородского скандала, в январе 1901 года в залах Академии художеств открылась Третья выставка «Мира искусства». На этом открытии присутствовал и сам Николай II. И художник Коровин вспоминает такой эпизод из этого «высочайшего» визита. «Увидав картину Врубеля «Сирень», государь сказал:
— Как это красиво. Мне нравится. Великий князь Владимир Александрович (дядя Николая II, с 1876 года президент Академии художеств – В. С.), стоявший рядом, горячо протестуя, возражал:
— Что это такое? Это же декадентство…
— Нет, мне нравится, — говорил государь. — Кто автор этой картины?
— Врубель, — ответили государю.
— Врубель?.. Врубель?.. — государь задумался, вспоминая.
И обернувшись к свите и увидав графа Толстого, вице-президента Академии художеств, сказал:
— Граф Иван Иванович, ведь это тот, которого казнили в Нижнем?..».
А что касается самих панно, то они – в принципе – сохранились в музейных запасниках, хотя и нуждаются в глубокой реставрации.
А панно «Принцесса Греза» живет второй жизнью – уже в майолике. Это его мы видим в верхней части фасада московской гостиницы «Метрополь».
Так что, как увидим, труды Врубеля-Мамонтова не пропали, напротив, увековечились.