Из путевого дневника Льюиса Кэрролла, отправившегося в Россию к митрополиту Филарету укреплять связи между Англиканской и Русской православной церквями.

В июле — августе 1867 года Чарльз Латуидж Доджсон, более известный под псевдонимом Льюис Кэрролл, по приглашению своего друга и коллеги Генри Парри Лиддона (1829–1890) совершил вместе с ним поездку в Россию. Это путешествие было предпринято не из одного лишь желания повидать далекую и в те годы мало известную в Англии страну. Оно имело целью установление более тесных связей между Англиканской и Русской православ­ной церквями и было приурочено к 50-летию пастыр­ского служения главы Русской право­славной церкви митрополита Московского Филарета, которое праздновалось 17 августа в Троице-Сергиевой лавре и широко отмечалось по всей России.

Оба друга были стипендиатами колледжа Крайст-Чёрч, который в то время считался чуть ли не лучшим среди оксфордских колледжей  . Это значило, что Доджсон и Лиддон были членами ученого совета колледжа и имели пожизнен­ную стипендию, дающую им возможность заниматься науками и/или богосло­вием в стенах Крайст-Чёрч, пользоваться его библиотекой и всеми другими возможностями, а при желании и преподавать. И Доджсон, и Лиддон были священнослужите­лями. Лиддон к этому времени уже был священником и пользовался репутацией талантливого пропо­ведника и серьезного богослова. Доджсон был математиком, но — по непременному условию тогдашнего ста­тута Крайст-Чёрч — должен был принять и сан священ­нослужителя. После долгих колеба­ний он ограничился посвящением в сан диакона  . И Доджсон, и Лиддон были сторонниками объединения Восточной и Западной церквей, которое широко обсужда­лось в те годы как на Западе, так и в России.

Лиддон вез рекомендательное письмо к митрополиту Филарету от влиятель­ного деятеля Англи­канской церкви епископа Оксфордского Сэмюэла Уилбер­форса (1805–1873), которого близко знал и Доджсон. Встреча состоялась в Троице-Сергиевой лавре 12 августа 1867 года, за несколько дней до празд­нования юбилея, и произвела на обоих англичан глубокое впечатление. Об этом они писали в своих дневниках и в письмах домой.

Дневник Кэрролла писался для себя — для памяти — и не пред­назначался к публикации. Лишь спустя 37 лет после смерти автора он был впервые издан Джоном Фрэнсисом Макдермоттом.

«Понедельник, 12 августа

Чрезвычайно интересный день. Позавтракав в 5 ½ мы вскоре после 7 вместе с епископом Леонидом и мистером Пенни поехали поездом в Троицкую лавру. Епископ, несмотря на ограниченное знание английского языка, оказался весьма приятным и интересным спутником. Богослужение в соборе уже началось, когда мы вошли туда, но епископ провел нас сквозь переполнявшую его огром­ную толпу в боковое помещение, соединенное с алтарем, где мы и простояли всю литургию; таким образом, нам выпала редкая честь наблюдать, как прича­щается духовенство — во время этого обряда двери алтаря всегда затворяют, а занавес задергивают, так что прихожане никогда его не видят. Церемония была весьма сложной: священнослужители творили крест и кадили ладаном перед каждым предметом, прежде чем взять его в руки, и все это совершалось с явным и глубоким благоговением. К концу службы один из монахов вынес блюда с маленькими хлебцами и подал каждому из нас: эти хлебцы освящен­ные, а то, что нам их дали, означает, что нас помянут в молитвах. Когда мы вы­шли из собора, другой монах показал нам ризницу, а также живопис­ную и фотографическую мастерские (здесь мальчиков обучают обоим этим искусствам, которые служат исключительно церковным нуждам); нас сопровождал русский господин, бывший с нами в храме, который любезно давал нам по-французски различные пояснения, а когда мы захотели купить иконы и проч., он справился о ценах и посчитал сдачу. Лишь после того, как он распрощался с нами и удалился, мы узнали имя этого человека, который оказал нам столько внимания (боюсь, что мало кто из англичан мог бы сравниться с ним в подобном внимании к чужестран­цам): это был князь Чирков.

В живописной мастерской нам показали множество превосходных икон, писанных по дереву, а некоторые — по перламутру; трудность для нас заключалась не в том, чтó именно купить, а в том, чего не поку­пать. В конце концов, каждый из нас купил по три иконы, что было продик­товано скорее ограниченностью во време­ни, чем соображениями благоразумия.

Ризница оказалась настоящей сокровищницей — драгоценные камни, вышивки, кресты, потиры и проч. Там мы увидели знаменитый камень — отполированный и, словно икона, в окладе, в пластах которого видна (так, по крайней мере, кажется) фигура монаха, молящегося перед крестом. Я внимательно его разглядывал, но так и не смог поверить, что такой сложный феномен мог возникнуть естественным путем.

Днем мы отправились во дворец Архиепископа и были представлены ему епископом Леонидом. Архиепископ говорил только по-русски, так что беседа между ним и Лиддоном (чрезвычайно интересная, которая длилась более часа) велась весьма оригинальным способом: Архиепископ говорил фразу по-русски, епископ переводил ее на английский, после чего Лиддон отвечал ему по-французски, а епископ переводил его слова Архиепископу на русский. Таким образом, беседа, которую вели всего два человека, потребовала применения трех языков!

Епископ любезно поручил одному из студентов-богословов, говорящему по-французски, показать нам монастырь, что тот и проделал с большим рвением; среди прочего, он повел нас смотреть подземные кельи отшельников, где некоторые из них живут многие годы. Он подвел нас к дверям двух таких обитаемых келий; когда мы стояли со свечами в руках в темном и тесном коридоре, странное чувство стеснило нам грудь при мысли о том, что за этой узкой и низкой дверью день за днем проходит в тиши и одиночестве при свете одной лишь крошечной лампады жизнь человеческого существа…

Вместе с епископом мы вернулись поздним поездом в Москву, проведя в монастыре один из самых памятных дней нашего путешествия».